«Антисоветская» квартира академика Сахарова&nbsp «Минюст»

В 1973-79 годах академик Андрей Сахаров дал 18 пресс-конференций для журналистов у себя дома. Лучшего места для того, чтобы обнародовать свои политические мысли, идущие вразрез с установками КПСС, в Советском Союзе не нашлось.
Носитель советских ядерных секретов Сахаров пошел против системы в 1960-х. После того как в 1968 году его брошюра «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» попала в The New York Times, его отстранили от ядерных проектов в закрытом Арзамасе-16. Он стал бороться за право открыто обсуждать советскую систему, завел знакомства среди западных журналистов, но ни одного секрета, связанного с работой на оборонку, не разболтал.
Ответ на травлю
Дом 48 на Земляном валу (тогда улица Чкалова) — московское пристанище Андрея Сахарова. Он переехал сюда в 1971-м к жене Елене Боннэр. Именно сюда академик приглашал прессу. На шестом этаже — квартира, выделенная в 1991 году под архив Андрея Дмитриевича, там меня встречает Бэла Коваль — хранительница архива и давняя подруга Елены Георгиевны (еще до знакомства ее с Сахаровым). Сколько академик дал пресс-конференций в этом доме, оказывается, до сих пор не подсчитывали. Но специально для «Собеседника» Бэла Хасановна делает таблицу: получилось 18. Если быть совсем точными, 19: по поводу кампании собственной травли Сахаров собирал прессу два дня подряд.
«Накрыть» свободолюбивые пресс-конференции полностью КГБ долго не решался хотя бы потому, что Сахарова сложно было отнести к сумасшедшим маргиналам: он — трижды Герой социалистического труда, один из создателей водородной бомбы.
— Конечно, квартира Сахарова находилась на прослушке, — буквально в один голос мне говорят Бэла Хасановна и Наталья Самовер из Сахаровского центра. — А у подъезда были «топтуны». Но Сахаров предпочитал всегда все делать публично, не скрываясь.
Николя Милетич, в те годы корреспондент France Press, позже вспоминал, что Сахаров сам звонил журналистам и приглашал. О присутствии советской прессы на «неправильных» пресс-конференциях, конечно, не могло быть и речи. В квартиру набивались представители западных корпунктов. Общение проходило на русском языке.
Началось все в 1973 году с интервью шведскому журналисту Улле Стельхольму. Сахаров раскритиковал советскую систему, пропаганду, ожесточение, неравноправие, говорил о необходимости свободы слова, выборов, открытия границ. Через три месяца академика вызвали в прокуратуру СССР на «предупредительную беседу». Замгенпрокурора Маляров сулил неприятности, если коммуникации с западными журналистами не прекратятся. Ответ на это предупреждение был быстрым и дерзким: через пять дней на квартире Андрея Дмитриевича собрались 30 зарубежных репортеров. Советская система контратаковала кампанией публичной травли Сахарова в газетах.
— Это была первая санкционированная травля, — продолжает Бэла Коваль. — Каждый день публиковались письма возмущенных. Медики, учителя, психиатры, разные коллективы, сельскохозяйственная академия. Сколько было академий в Советском Союзе — все ругали Сахарова, даже не зная, кто он такой. В 1973 году вообще была совместная травля Сахарова и Солженицына, который дал разрешение на публикацию на Западе «Архипелага ГУЛАГ».
Впервые разместив в комнате корреспондентов, Андрей Дмитриевич поинтересовался, ознакомились ли они с записью его беседы с прокурором. Да, ознакомились. Сахаров проинформировал, что КГБ стал практиковать подобные «предупреждения», которые иногда предваряют арест, а иногда — возможность выезда из страны. Некоторых «предупреждали», что если они не выступят как надо на том или ином суде в качестве свидетеля, из здания суда могут и не выйти.
Журналистов интересовало, почему именно шведское интервью стало переломным («По-видимому, оно сыграло роль «последней соломинки»»), его возможный выезд из страны («Решение еще не созрело»), прогнозы дальнейших действий власти против него (предсказать не может, но больше всего опасается давления на родственников и друзей).
Герой или преступник?
…Бэла Хасановна Коваль трепетно достает из папки секретную докладную записку зампреда КГБ Чебрикова в ЦК КПСС: в ней видна работа прослушки и тех самых «топтунов» у подъезда:
«8 сентября [1973 г.] в 15.00 квартиру Сахарова А. Д. посетили четырнадцать корреспондентов, представляющих различные органы буржуазной печати западных государств. Сахаров ознакомил корреспондентов с содержанием изготовленной им «декларации»», — отчитывался наверх Чебриков. Этот документ успели рассекретить в 1994-м, речь идет о второй пресс-конференции Сахарова как раз по поводу той самой газетной кампании против него.
«Кампания в газетах, в которую втянуты сотни людей, а многие из них несомненно честны и умны, очень опечалила меня, потому что это еще одно проявление жестокого насилия в этой стране над нашим сознанием, насилия, основанного на безграничной материальной и идеологической власти государства», — ретранслировал КГБ членам ЦК заявление Сахарова. Кстати, академик, будучи приверженцем публичности, не раз сам отправлял свои размышления по почте на имя Брежнева.
В числе прочего на этой пресс-конференции Андрея Дмитриевича спросили о его отношении к возможности присуждения ему Нобелевской премии. Он ответил: «Я очень тронут этим, и для меня выглядит как очень большая честь. Я думаю, что если бы это состоялось, то это было бы мне большой поддержкой и поддержкой тем людям и тем делам, за которые я выступаю».
В квартиру приходили представители корпунктов
западных СМИ
Нобелевскую премию мира Сахарову присудили в октябре 1975-го. Новость свалилась как гром среди ясного неба, Сахаров был в тот день в гостях на квартире Юрия Тувина. К тому моменту в доме на Чкалова прошли уже четыре пресс-конференции, и корреспонденты поехали туда без приглашения, поскольку домашний телефон молчал. Кто-то им и намекнул, что Сахаров может быть у Тувина. И дал адрес. «Ничего не подозревая, я пришел к Юре как раз в тот момент, когда в квартиру хлынул поток иностранных журналистов и связанных с Сахаровым правозащитников», — вспоминает зашедший тогда на огонек физик и правозащитник Борис Альтшулер. На следующий день все повторилось уже в квартире на Чкалова, куда не только приходили, но и звонили без конца иностранные журналисты, с которыми разговаривал владевший английским Лев Копелев, передавая им ответы Сахарова. Альтшулера тоже хотели напрячь работой переводчика, но свежеиспеченный лауреат сказал: «Нет, тебе не стоит говорить от меня по телефону».
Сахарова выслали в Горький (Н. Новгород) в 1980-м, и тогда вернувшаяся оттуда Елена Боннэр стала давать квартирные пресс-конференции вместо мужа. А в 1986-м, когда Горбачев вернул ссыльного в Москву, толпа журналистов на Ярославском вокзале обступила академика, и он шел от поезда 40 минут.
К числу знаковых пресс-конференций хранители памяти Сахарова сегодня относят также октябрьскую 1974 года (тогда был учрежден День политзаключенного по инициативе политзэков из разных колоний) и майскую 1976 года (объявили о создании Московской хельсинкской группы). Большинство пресс-конференций Сахаров посвящал не себе, а единомышленникам, которых перемалывала система. Тот же Николя Милетич вспоминал, что Сахаров не тянул одеяло на себя и пытался убедить журналистов, чтобы они написали о других людях. Но у СМИ был в основном интерес к самому Андрею Дмитриевичу.
В числе тех, к кому Сахаров пытался привлечь внимание, — Мустафа Джемилев: по его делам журналистов собирали дважды. Любопытно, что если Борис Альтшулер стал в постсоветской Москве относительно «системным» человеком (по указу Дмитрия Медведева был привлечен к работе в Общественной палате в 2009-2014 гг.), то один из лидеров крымских татар Джемилев сегодня в России персона нон-грата. Выступив против аннексии Крыма и выехав ненадолго в Киев, он уже не смог вернуться обратно, российские пограничники закрыли Мустафе въезд, а после того, как он начал призывать к блокаде полуострова, суд в Симферополе заочно арестовал его и объявил в розыск по статьям, связанным с терроризмом и подрывом основ безопасности.
Проекции на сегодняшний день живо ощущают на себе и сотрудники Сахаровского центра. Задуманный в 1996-м как культурный и научно-образовательный центр, в 2014-м он получает от Минюста статус иноагента. Чтобы вывести архив Сахарова из-под «клейма», создается второе юрлицо. Между тем с 1990 года и по сей день на карте Москвы существует проспект Академика Сахарова. В 2017-м Владимир Путин, Сергей Собянин, патриарх Кирилл торжественно открыли на проспекте памятник политзаключенным под названием «Стена Скорби». Путин возложил к мемориалу цветы…
Дмитрий Быков: Горький Сахаров