Open Democracy (Великобритания): скрыть раскол&nbsp «Минюст»

По данным экзитполов, более 70% голосовавших в первые четыре дня поддержали поправки в Конституцию. Эти цифры должны демобилизовать противников конституционной реформы и скрыть реальный политический раскол в России, отразившийся в результатах опросов.
Один из итогов кампании перед плебисцитом по конституционной реформе уже ясен, и он касается опросов общественного мнения. Опросы традиционно играют ключевую роль в российской политике — по сути, они сами являются «ежедневными плебисцитами», как назвал их основатель опросной индустрии Джордж Гэллап. Если не каждый день, то каждую неделю опросы демонстрируют цифры поддержки президента и его политики, обеспечивая ему легитимность. Ведь если опросы действительно отражают волю народа и президента поддерживает подавляющее большинство, то альтернативы ему нет, и его противники надежно деморализованы.
ВЦИОМ на ровном месте получил порцию публичной критики от президентской администрации за то, что рейтинг президента оказался тревожно низок. Собственно, о том, что президентские рейтинги плавно снижаются последние два года, хорошо известно всем специалистам. Однако объявлять эту информацию публично опасно — и потому ВЦИОМ был вынужден выкручиваться и заменять один показатель на другой, наглядно показав, как опросные агентства умеют без всяких фальсификаций давать те цифры, которые приятно видеть заказчику.
В 2020 году ситуация еще более усложнилась. На фоне растущей усталости от Владимира Путина тот решил затеять голосование в непростых условиях, да еще и фактически поставить на кон вопрос о своем пожизненном президентстве. Как отреагировала на это опросная индустрия?
В течение трех с лишним месяцев, прошедших с 10 марта, дня объявления последней и самой скандальной поправки в Конституцию, общество оказалось практически в полном неведении относительно собственной реакции на предложенные реформы. Все это время ФОМ вообще не публиковал информацию об отношении к реформе, а ВЦИОМ выдавал откровенно вводящие в заблуждение данные — загадочный «рейтинг поправок», в котором респондентам предлагалось оценить, насколько важной они считают ту или иную поправку.
Левада-Центр, обнаруживший равенство между поддерживающими «обнуление» и отвергающими его (47-48% у обеих опций). Однако публикации Левада-Центра редки и появляются с явным опозданием — первая стала доступна лишь через три с лишним недели после объявления об «обнулении», то есть по истечении ключевого для формирования настроений и намерений политиков и граждан периода. Никаких новых цифр не появилось и в канун голосования. Нельзя исключать, что публикацию этих результатов в Левада-Центре считают опасной; в любом случае, находящееся под прессом Минюста независимое агентство — последнее, кого можно обвинять в том, что у общества нет информации.
Сергея Белановского — некоторые аспекты его методологии также нуждаются в дополнительном прояснении, однако его результаты согласуются с данными РОМИР: 28 процентов собираются голосовать за реформу, 32 процента — против. Очевидно, что эта информация влияет как на политическое поведение избирателей, так и на уровень доверия к результатам голосования (Владимир Путин неоднократно подчеркивал, что ему нужны не просто цифры, а цифры, которые обеспечат ему легитимность).
Впрочем, дело не только в этом. Работающие на Кремль опросные агентства делают опросы за деньги общества — и уже поэтому обязаны предоставлять обществу получаемые результаты. То, что формально заказчиками могут быть учрежденные государством фонды, конечно, никак не меняет сути дела.
Если текущие политические тренды сохранятся, Кремлю придется уходить в глухую оборону, и давление на опросную индустрию вырастет еще сильнее. Радикальные варианты вроде запрета на проведение опросов, как в Беларуси, в России невозможны. Однако жесткий контроль за тем, чтобы результаты опросов публиковались селективно и только тогда, когда они поддерживают легитимность президента — это вполне реальная перспектива.
В этих условиях самое время вспомнить об изначальном значении понятия «общественное мнение» — в европейских языках, откуда оно пришло к нам, оно означает «публично выраженное мнение», или «мнение публики». Публика больше всех заинтересована в том, чтобы общественное мнение озвучивалось — в том, чтобы знать его. Поэтому во многих странах заказчиком опросов являются главные институты публики — СМИ.
В России эта практика существовала еще двадцать лет назад — многие ключевые СМИ заказывали как регулярные, так и ситуативные исследования, которые становились частью обсуждения важных для этих СМИ проблем. Потом эта практика почти исчезла — отчасти благодаря введению цензуры; однако с тех пор медиа изменились, возникли альтернативные форматы, до которых цензура не дотягивается. Сейчас опросы по заказу СМИ только начинают возрождаться, и для медиа они быстро становятся важным инструментом привлечения аудитории и коммуникации с ней.
Другой инструмент, который практически впервые возник в рамках этой кампании — это опросы, финансируемые с помощью краудфандинга. Именно так были проведены упомянутые опросы Russian Field и Сергея Белановского. Интересно, что собрать средства на эти исследования удалось в очень короткие сроки даже без масштабной кампании, что говорит о несомненном запросе публики на понимание картины настроений в обществе.
Если опросы перестанут производить цифры, удобные Кремлю, то увеличение административного давления на индустрию и встречный рост интереса к данным со стороны публики могут привести к переформатированию опросной отрасли. Борьба за мнение публики в ближайшее время будет разгораться, и публика постепенно становится в ней важным игроком, а не только пассивным объектом наблюдения.