Stratfor (США): Вторая мировая и корни американской тревоги. «Минобороны»

Статья опубликована 12 мая 2015 года.
Мы отмечаем 70-ю годовщину окончания Второй мировой войны в Европе. Эпоху всеобщего мира эта победа не открыла. Скорее, создала новую расстановку сил и привела к сложному равновесию. Великие державы и империи Европы пришли в упадок, и на их место пришли
рамблер без рекламы



читайте рамблер без рекламы


Перечислить, чтó осталось прежним, просто, — но Вторая мировая война все же принесла важные перемены. Первое, что приходит на ум — это как война началась для трех великих держав: США, СССР и 
рамблер без рекламы


Так в американской культуре появился новый, невиданный слой. Доселе американцы источали глубокий, неиссякаемый оптимизм. Великая Депрессия и Перл-Харбор привнесли иное чувство — подозрение, что процветание и безопасность — лишь иллюзия, за которой таится несчастье. Появился страх, что все может рухнуть — внезапно и непоправимо — а вера в мир и процветание стала казаться наивностью. Оба эти потрясения создали мрачное предчувствие, которое точит американское общество изнутри по сей день.

читайте рамблер без рекламы


Кроме того, Перл-Харбор выстроил оборонную политику США вокруг мысли, что даже когда враг известен, нельзя предсказать, где и когда он ударит. Катастрофа может наступить в любой момент. Американский подход к холодной войне символизирует
рамблер без рекламы


Стратегический просчет СССР
У Советского Союза был свой Перл-Харбор: 22 июня 1941 года немцы вторглись в их страну, несмотря на подписанный в 1939 году договор о дружбе. Он был заключен по двум причинам: во-первых, русские не смогли убедить англичан или французов подписать антигитлеровский пакт. Во-вторых, договор с Гитлером позволил бы Советам продвинуть свою границу на запад без единого выстрела. Это был ловкий ход, но недостаточно дальновидный.
Советы допустили один просчет: они рассчитывали, что немецкая кампания во Франции окажется повторением предыдущей великой войны. Предполагалось, что немцы истощат свои силы, и Советы нападут на них — в удобном месте и в удобное время. Этот шанс им так и не выпал. Наоборот, это немцы смогли напасть на СССР — там, где сочли нужным и когда. Неожиданность атаки усугубила размеры бедствия, но истинной причиной краха стал стратегический просчет, а не просто провал разведки или командования.
Советы выбрали динамичную внешнюю политику смены альянсов, исходя из оценки различных игроков и их возможностей. Один неверный шаг мог привести к катастрофе — нападению в момент, когда советские войска еще не оправились от очередной сталинской чистки. Советские войска были неготовы к атаке, и их стратегия рухнула вместе с Францией, — поэтому решение о войне единолично принимала Германия.
Из июньского вторжения в 1941 года Советы вынесли убеждение, что политические маневры не смогут заменить военной мощи. Соединенные Штаты завершили Вторую мировую войну убеждением, что основной причиной этой войны был провал Америки. Советы — вопреки расхожему мнению — что несмотря на напряженные усилия по созданию коалиции и поддержанию баланса сил они стали крайне уязвимыми из-за одного единственного просчета во Франции.
Во время холодной войны Советы разработали стратегию, которую можно назвать «бесстрастной». Под давлением коалиции во главе с США Советы предпочитали союзникам сателлитов. Варшавский договор был не столько союзом, сколько геополитической реальностью. По большей части он состоял из государств под непосредственным контролем Советского Союза — будь то военным, разведывательным или политическим. Военная ценность блока была ограничена — как и его пространство для маневра. Тем не менее, на советские силы можно было положиться, и Варшавский договор — в отличие от 
рамблер без рекламы


Сравните с отношениями СССР с Китаем. Идеологически, Китай должен был быть крепким союзником, но к середине 1950-х их альянс рассыпался. Советы не были идеологами. Они были геополитиками — и Китай представлял собой потенциальную угрозу, совладать с которой они не могли. Идеология значения не имела. Китай никогда не стал бы выполнять роль, отведенную, скажем, Польше. Китайско-советские отношения скоро распались.
Советская общественность не испытывала американского страха, где под маской мира и процветания зрели семена катастрофы. Советские запросы и ожидания от жизни были гораздо скромнее американских, — равно как и надежда, что государство предотвратит катастрофу. Наоборот, это само государство порождало катастрофы. В то же время война выявила — почти с самого начала — стихийно возникший глубинный патриотизм, скрывавшийся десятилетиями под идеологией интернационализма. За коммунистическим ражем, циничным равнодушием и страхом советской тайной полиции русские обрели что-то новое, в то время как американцы нашли забытое старое.
Крах Франции поколебал Великобританию
Что касается англичан, то их просчет насчет Франции в общем-то ни на что не повлиял. При том, что скоропостижный крах Франции их ошеломил, они испытали тайное облегчение, что не придется снова сражаться во французских окопах. С распадом Франции оставалось рассчитывать на две вещи: во-первых, что Ла-Манш, флот и авиация удержат немцев в страхе. Во-вторых, что в свое время в войну втянутся США. Оба их расчета оправдалось.
Однако в число главных победителей Великобритания не вошла. Немцы ее, может, и не оккупировали — но зато американцы. Это была совсем другая оккупация — может, даже необходимая самой Британии — но все равно иностранная оккупация. И при всей ее мягкости и доброжелательности, она означала конец Британской империи и Британии как сверхдержавы. Британию одолели не американские войска — а шок от поражения французов. На бумаге у французов была отличная армия — во многих отношениях превосходящая немцев. Но продержались они всего несколько недель. Подытоживая чувства британцев: отрицание сменилось изнеможением, а затем — обидой.
Некоторые из этих чувств канули в прошлое. Американцы сохраняют свой страх, хотя Вторая мировая война их стране по-своему принесла немало пользы. Война положила конец Великой депрессия и — за период от закона о льготах ветеранам и кредитного общества штата Виргиния до общенациональной системы автомагистралей — создала средний класс профессионалов с частными домами и обширными возможностями. И все же страх остается, причем не всегда подспудный. Перл-Харбором нынешнего стали теракты 11 сентября 2001 года. Страх, что безопасность и процветание — лишь зaмок из песка, отнюдь не иррационален.

рамблер без рекламы


Русское же чувство патриотизма все еще скрывается за цинизмом. Распад Советского Союза и крах его сферы влияния отнюдь не повлекли за собой изобретательных стратегических шагов. Наоборот, на Украину президент России Владимира Путина отреагировал столь же бесстрастно, как Сталин или Леонид Брежнев. Путин — не макиавеллиевский гений, а наследник немецкого вторжения 22 июня 1941 года. Он ищет стратегической глубины, которую контролируют его войска. И вокруг него сплотился народ.
Что касается англичан, то когда-то у них была империя. Теперь у них остался остров. И время покажет, удастся ли им его удержать — ведь силу набирают шотландские националисты.
Празднуя окончание Второй мировой войны, полезно изучить ее начало. Так, многие из основ нынешней военно-политической культуры, особенно американской, появились на свет с началом Второй мировой войны. Перл-Харбор и американский взгляд на Мюнхен предопределили не только мысли о международных отношениях и войне, но и американское мировоззрение. Совсем рядом притаилось ощущение, что все хорошее рано или поздно закончится. Многое из этого растет из Великой депрессии, и многое — из Перл-Харбора. Прежний оптимизм еще теплится, но уверенность в обязательном успехе теперь глубоко сдержана.