Ленин действительно стал могильщиком левого национализма УНР, но он же стал отцом советского национализма УССР. В своем развитии Ленин за несколько лет проделал путь от полного равнодушия и отсутствия интереса к украинскому вопросу до категорического сторонника независимости Украины.
Галицийский период
Долгое время Ленин игнорировал украинский вопрос. В тех пропагандистских или полемических документах, где Ленин бичевал Российскую империю за «неслыханное угнетение инородцев», он упоминал исключительно поляков, евреев и финнов, в некоторых случаях армян.
Например в единственной пропущенной цензурой к публикации книге Ленина «Развитие капитализма в России» слово «Украина» не упоминается вообще, зато многократно встречается термин «Новороссия», которым принято было обозначать высокоразвитые южные губернии.
Первое упоминание украинцев в ленинских работах удивительным образом совпало с переездом Ленина в Галицию в конце 1912 года. В ноябре того же года Ленин впервые перечисляет украинцев в числе наиболее угнетаемых наций наряду с поляками и финнами. В тезисах для выступления депутатов социал-демократической фракции в Государственной Думе, он пишет:
«Всякий шовинизм и национализм встретит себе беспощадного врага в социал-демократической фракции, будет ли это грубый, зверский правительственный национализм, давящий и душащий Финляндию, Польшу, Украину, евреев и все народности, не принадлежащие к великорусской».
В Галиции Ленин внезапно превратился в страстного сторонника украинской независимости. Он разразился бешеными нападками на кадетских публицистов, которые позволили себе раскритиковать выступление будущего теоретика украинского национализма Дмитрия Донцова, требовавшего немедленного отделения Украины от России.
В 1913 году Ленин переходит к идее двух культур: национальной и пролетарской. Национальная культура, по мысли Ленина, принадлежит буржуазии и угнетателям, тогда как только на основе интернациональной пролетарской культуры и возможна дальнейшая связь между разными государствами.
Свою идею именно на примере украинского вопроса он отстаивал в полемике с Львом Юркевичем (тот выступал за отдельную украинскую пролетарскую партию и обвинял большевиков в великодержавном шовинизме; Ленин же обвинял Юркевича в национал-социализме не за стремление к независимости Украины, а за попытки создать отдельную партию):
«Если украинский марксист даст себя увлечь вполне законной и естественной ненавистью к великороссам-угнетателям до того, что он перенесет хотя бы частичку этой ненависти, хотя бы только отчуждение, на пролетарскую культуру и пролетарское дело великорусских рабочих, то этот марксист скатится тем самым в болото буржуазного национализма.
Точно так же и великорусский марксист скатится в болото национализма, не только буржуазного, но и черносотенного, если он забудет хоть на минуту требование полного равноправия украинцев или их право на образование самостоятельного государства…
Не «национальную культуру» должны поднимать мы на щит, а разоблачать клерикальный и буржуазный характер этого лозунга во имя интернациональной (международной) культуры всемирного рабочего движения».
В то время Ленин не был сторонником федерации. В переписке с Шаумяном он разгромил его за ошибочно понятые лозунги:
«Мы в принципе против федерации — она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства.
Хочешь отделиться? Проваливай к дьяволу, если ты можешь порвать экономическую связь или, вернее, если гнет и трения «сожительства» таковы, что они портят и губят дело экономической связи.
Не хочешь отделяться? Тогда извини, за меня не решай, не думай, что ты имеешь «право» на федерацию.
Право на самоопределение есть исключение из нашей общей посылки централизма. Исключение это безусловно необходимо перед лицом черносотенного великорусского национализма, и малейший отказ от этого исключения есть оппортунизм (как у Розы Люксембург), есть глупенькая игра на руку великорусскому черносотенному национализму».
Таким образом, Ленин воспринимал идею о самоопределении лишь как ловкий пропагандистский ход, позволявший играть против «черносотенцев». Однако позднее эта идея настолько поглотит Ленина, что станет важнейшим пунктом его платформы.
В годы «империалистической» войны
С началом Первой мировой войны Ленин формулирует в брошюре «Социализм и война» новую идею: царизм ведет войну для окончательного удушения украинцев, долг всякого социалиста этому помешать:
«Нигде в мире нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43% населения, т. е. менее половины, а все остальные бесправны, как инородцы. Из 170 миллионов населения России около 100 миллионов угнетены и бесправны. Царизм ведет войну для захвата Галиции и окончательного придушения свободы украинцев, для захвата Армении, Константинополя и т. д.»
В годы Первой мировой войны произошло нечто, из чего Ленин сделал весьма необычный вывод.
Узнав о том, что украинцы не очень хорошо поддаются пропагандистской обработке в австрийских лагерях военнопленных, он окончательно убедился, что признание независимости Украины — это важнейший элемент революционной тактики. В письме Арманд он пишет:
«У нас было недавно двое бежавших пленных. Интересно было посмотреть «живых», эмигрантщиной не изъеденных, людей. Типики: один — еврей из Бессарабии, видавший виды, социал-демократ или почти социал-демократ, брат — бундовец и т. д. Понатерся, но лично неинтересен, ибо обычен.
Другой — воронежский крестьянин, от земли, из старообрядческой семьи. Черноземная сила. Чрезвычайно интересно было посмотреть и послушать. Пробыл год в немецком плену (вообще там тьма ужасов) в лагере из 27 000 чел. украинцев. Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России; украинцам подослали ловких лекторов из Галиции. Результаты?
Только-де 2000 были за «самостийность» (самостоятельность в смысле более автономии, чем сепарации) после месячных усилий агитаторов! Остальные-де впадали в ярость при мысли об отделении от России и переходе к немцам или австрийцам.
Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27 000 — число большое. Год — срок большой. Условия для галицийской пропаганды — архиблагоприятные. И все же близость к великорусам брала верх!
Отсюда не вытекает, конечно, нимало неверность «свободы отделения». Напротив. Но отсюда вытекает, что, авось, от «австрийского типа» развития судьба Россию избавит».
Под австрийским типом Ленин подразумевает т.н. национально-культурную автономию, которую он ненавидел всеми силами. Как уже говорилось, Ленин считал, что национальная культура — это морок, навязываемый буржуазией. Поэтому национально-культурная автономия разделяет пролетариат гораздо сильнее, чем любые государственные границы и декларации независимости.
Еще в 1913 году он писал:
«Принцип культурно-национальной автономии и разделение по национальностям школьного дела в пределах одного государства отвергается как безусловно вредный с точки зрения демократии вообще и интересов классовой борьбы пролетариата в особенности».
Между революциями
Многие ошибочно считают, что тезис о праве на самоопределение был важным пунктом марксизма. Однако Маркс и Энгельс в действительности были сторонниками крупных государств и вовсе не ставили этот принцип во главу угла, применяя его лишь выборочно и в некоторых случаях. Например, они одобряли право на самоопределение в отношении Польши, зато считали славянские народы Австрии и Венгрии выдумками «русского генштаба» (точнее панславистов).
Однако, отделение одного государства от другого Ленин воспринимал гораздо спокойнее чем существование национальных пролетарских партий. Вернувшись в Россию после февральской революции, Ленин выступил с тезисами на 7-й конференции РСДРПб:
«Мы к сепаратистскому движению равнодушны, нейтральны. Если Финляндия, если Польша, Украина отделятся от России, в этом ничего худого нет. Что тут худого? Кто это скажет, тот шовинист….
Если будет Украинская республика и Российская республика, между ними будет больше связи, больше доверия. Если украинцы увидят, что у нас республика Советов, они не отделятся, а если у нас будет республика Милюкова, они отделятся…
Но всякий русский социалист, который не признает свободы Финляндии и Украины, скатится к шовинизму. И никакими софизмами и ссылками на свой «метод» они себя никогда не оправдают».
В июне 1917 года Ленин публикует в «Правде» статью по украинскому вопросу, в которой в очередной раз критикует всех, кто боится отделения:
«Проклятый царизм превращал великороссов в палачей украинского народа, всячески вскармливал в нем ненависть к тем, кто запрещал даже украинским детям говорить и учиться на родном языке…
Ни один демократ не может также отрицать права Украины на свободное отделение от России: именно безоговорочное признание этого права одно лишь и дает возможность агитировать за вольный союз украинцев и великороссов, за добровольное соединение в одно государство двух народов».
Начиная с 1912 года Ленин неоднократно подчеркивает в своих работах, что великороссы составляют лишь 43% населения империи. Тогда как все остальные национальности — 57%. Но, если считать великороссов вместе с малороссами, как это и делалось, то их было уже 60%, т.е. большинство страны.
До 1917 года восклицания Ленина о неслыханном угнетении всех национальностей кроме великороссов были не более, чем попыткой заручиться симпатией меньшинств. Попытки партии подняться исключительно за счет пролетариата не удались, его численность в России была не настолько велика, к тому же не все рабочие поддерживали большевиков.
Так что Ленин решил переориентироваться на национальные меньшинства, резонно посчитав, что все они в совокупности будут значительной силой.
У власти
После 1917 года, когда большевики пришли к власти, лозунг о самоопределении стал важным тактическим элементом. При его помощи Ленин выбивал стулья из всех соперников поочередно. Он задумал весьма сложную «многоходовочку», в ходе которой большевикам пришлось балансировать на грани.
Ленин охотно и с удовольствием публично признал независимость всех пожелавших того окраин, рассчитывая на то, что пока местная власть там еще не прочна, местные социалисты при поддержке Москвы быстро и без сопротивления смогут советизировать отделившуюся от России страну.
Пролетариат переключится на борьбу с буржуазией и не будет стремиться к дальнейшему размежеванию, и все новообразованные советские республики воссоединятся в новый союз. Государственные границы при таком раскладе вообще не будут играть роли, главное не допустить партийного размежевания. Все национальные компартии должны быть строго подчинены большевикам, любые партийные виляния в сторону самостоятельности сразу же пресекались, если иное не требовалось по сиюминутным тактическим соображениям.
Опасность была в том, что тезис Ленина о двух культурах — национальной и пролетарской, был весьма сомнительным. Даже многие соратники по партии его не разделяли. И один раз вдохнув независимости, многие уже не захотели бы возвращаться назад даже в форме союза или конфедерации. Так оно и получилось.
Почти везде советизация встречала серьезное сопротивление несмотря на то, что Ленин требовал невероятных уступок «национальному самосознанию» на местах. Трения возникли даже с украинскими большевиками, которые провозгласили советскую республику в Харькове, не сумев сделать это в Киеве.
После прибытия в Харьков Антонова-Овсеенко между ним и местным ЦИКом возникли недопонимания. Овсеенко резонно полагал, как и большинство большевиков, что все декламации о независимости и т.п. вещах — это тактическая уловка Ленина, поэтому оказался излишне бесцеремонен и начал назначать своих людей.
Ленину, однако, важно было на первых порах создать иллюзию независимости, поэтому он яростно телеграфировал командующему армией:
«Ради бога, приложите все усилия, чтобы все и всяческие трения с ЦИК (харьковским) устранить. Это архиважно в государственном отношении. Ради бога, помиритесь с ними и признайте за ними всяческий суверенитет. Комиссаров, которых Вы назначили, убедительно прошу Вас сместить. Очень и очень надеюсь, что Вы эту просьбу исполните и абсолютного мира с харьковским ЦИК достигнете. Тут нужен архитакт национальный».
В конце 1919 года, когда стало ясно, что дело идет к победе, многие большевики стали выступать за возвращение к понятной форме централизованного государства. Но Ленин, будучи уверенным в том, что это именно его провидение позволило удержаться у власти, не только категорически отказался от этой идеи, но и настоял на максимальном углублении своих тезисов о самоопределении.
В декабре 1919 года в работе «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата» он в очередной раз растолковал соратникам по партии, что национальная политика уступок — это навсегда. Потому как границы не важны, и все эти национальные вопросы, преподавание на национальном языке и т.д. — это вообще не важно, главное — удерживать контроль над пролетариатом, а какими методами, это второстепенный вопрос:
«Игнорировать значение национального вопроса на Украине, — чем очень часто грешат великороссы (и, пожалуй, немногим менее часто, чем великороссы, грешат этим евреи), — значит совершать глубокую и опасную ошибку. Не может быть случайностью разделение русских и украинских эсеров на Украине еще в 1917 году.
И, как интернационалисты, мы обязаны, во-первых, особенно энергично бороться против остатков (иногда бессознательных) великорусского империализма и шовинизма у «русских» коммунистов; во-вторых, мы обязаны именно в национальном вопросе, как сравнительно маловажном (для интернационалиста вопрос о границах государств вопрос второстепенный, если не десятистепенный), идти на уступки.
Важны другие вопросы, важны основные интересы пролетарской диктатуры, важны интересы единства и дисциплины борющейся с Деникиным Красной Армии, важна руководящая роль пролетариата по отношению к крестьянству; гораздо менее важен вопрос, будет ли Украина отдельным государством или нет».
Создав выдающийся аппарат подавления, большевики, несомненно, могли бы обойтись без признания независимости республик. Многие большевики и в 1919 и в начале 20-х, когда шло обсуждение проекта СССР, выступали за то, чтобы прекратить заигрывать с огнем. При жизни Ленина республики могли упразднить не один раз.
Но лозунг о самоопределении был важным пропагандистским элементов советской системы, а Ленин до последнего дня верил в грядущую мировую революцию. Он убежденно верил в тезис о двух культурах и в то, что «придуманная буржуазией» национальная культура со временем отомрет, поскольку ее место займет пролетарская интернациональная культура, после чего национальный вопрос сам собой отпадет (как и многие социалисты, Ленин до конца не избежал влияния утопий XVIII века). А если этот вопрос отпадет, то и отделяться никто никуда не будет.
После смерти Ленина провозгласили не то святым, не то сразу новым богом. Так что его заветы в национальной политике не подлежали пересмотру и применялись уже тогда, когда о мировой революции никто и не помышлял.
Более того, ленинский тезис о двух культурах забылся. Если сам Ленин насмехался над культурным автономизмом и бичевал национальную культуру, то его преемники, позабывшие контекст всех этих уловок и тактических ухищрений, стали не щадя своих сил пестовать национальные культуры, считая это неотъемлемой частью марксизма-ленинизма. Кроме того, ленинский лозунг о самоопределении народов и свободе выхода из Союза стал краеугольной частью советской платформы и присутствовал без каких-либо оговорок во всех без исключения советских конституциях.
До 1912 года Украина и украинский вопрос для Ленина вообще не существовали. С 1912 по 1917 годы украинцы заинтересовали Ленина как национальное меньшинство, которое при отрыве от великороссов превращает русских из большинства (60%) в меньшинство (43%) в Российской империи.
Поэтому Ленин еще до революции фактически солидаризировался с наиболее радикальными представителями самостийных кругов, став первым великоросским политиком, объявившим о возможности и даже желательности государственного размежевания великороссов и малороссов.
С 1917 года Украина стала для Ленина чем-то типа витрины социализма, поскольку это была крупнейшая национальная республика (РСФСР бонусы национальных республик не полагались). На примере Украины другие «угнетенные национальности» должны были воочию убедиться в новой национальной политике большевиков.
По настоянию Ленина в декабре 1919 года (т.е. в тот момент, когда УНР Петлюры перестала существовать даже как относительно регулярная армия) ЦК принял резолюцию «О советской власти на Украине», в которой говорилось:
«Ввиду того, что украинская культура (язык, школа и т. д.) в течение веков подавлялась царизмом и эксплуататорскими классами России, ЦК РКП вменяет в обязанность всем членам партии всеми средствами содействовать устранению всех препятствий к свободному развитию украинского языка и культуры.
Поскольку на почве многовекового угнетения в среде отсталой части украинских масс наблюдаются националистические тенденции, члены РКП обязаны относиться к ним с величайшей терпимостью и осторожностью, противопоставляя им слово товарищеского разъяснения тождественности интересов трудящихся масс Украины и России.
Члены РКП на территории Украины должны на деле проводить право трудящихся масс учиться и объясняться во всех советских учреждениях на родном языке, всячески противодействуя попыткам искусственными средствами оттеснить украинский язык на второй план, стремясь, наоборот, превратить украинский язык в орудие коммунистического просвещения трудовых масс.
Немедленно же должны быть приняты меры, чтобы во всех советских учреждениях имелось достаточное количество служащих, владеющих украинским языком, и чтобы в дальнейшем все служащие умели объясняться на украинском языке».
Однако из временной тактической уловки эта политика превратилась в фундаментальную.
Выращивая поколение за поколением национальной интеллигенции, большевики сами рыли себе яму. С одной стороны, создавались все условия для осознания людьми своей национальной самобытности. С другой стороны, все малейшие отступления от заданного курса жестко пресекались и карались сверху в ручном режиме, что не могло не вызывать озлобления у местной интеллигенции и номенклатуры.
То, что когда-то помогло большевикам оседлать революционную стихию, через несколько поколений стало их ахиллесовой пятой.